Шестидесятники

Шестидесятники, если говорить прямо — были самым любимым и самым перспективным советским поколением. Выросшие после великой войны, выкосившей поколение отцов, они были объектом невероятной концентрации надежд. В них было вбухано столько образования (так и не полученного поколением родителей), что они при всём почтении к родителям смотрели на них свысока. Им было обещано (причём довольно безоглядно) столько всего, что с их идеалистической верой в себя могли поспорить только их ожидания от грядущего.


И уже тогда они усвоили по отношению к своему настоящему, к действительности — отношение ироническое. Поначалу добродушное (тот же Аксёнов стебал, конечно, пионерские повести, но без попытки законопатить в текст подспудную ненависть). Затем — когда реальность оказалась менее податливой, чем ожидалось (поколение героических отцов оказалось крепким и не спешило уступать власть) — их юношеская ирония забродила, превращаясь в сарказм.

Они искали причины того, что обещанное им грядущее так и не наступает — и обильно находили их в действительности.

И они, подустав (или, как им казалось, повзрослев), возненавидели отцовскую действительность так же сильно, как обожали по юности грядущее. Всем сердцем своим и всей душою они стали отрицать созданный отцами мир. Всякий абсурд, наблюдаемый ими в жизни, стал служить им доказательством априорного безумия их страны. Всякая неустроенность — доказательством её изначальной проклятости.

Так и не состоявшиеся установители всемирного братства и равенства, покорители пыльных тропинок далёких планет, ударившись о неподатливость Родины, обратились в большинстве своём в носителей патриофобии.

Разумеется, это произошло не со всеми и даже не с большинством — мы говорим сейчас об «активном меньшинстве» тех, кто переписал на себя поколенческий бренд.

… Хорошая новость состоит в том, что они всё же уходят в прошлое. Что от них остаются только лучшие строчки, которые они позже сами завистливо ненавидели — а всё их остальное творчество тонет в нигде. Даже нынешние сорокалетние уже не помнят, кто такие эти «галич» и «олег видов» — хотя чтят более старших Утёсова и Никулина.